У Перси хватило духу. Он покачнулся, ударился о небольшое сучковатое дерево, повернулся на каблуках и рухнул навзничь. Изящно-симметричной композиции уже не было. Просто Перси был мертв.
— Да покроется эта земля солью, — неожиданно быстро заговорил Макврайс. — Да не станет расти на ней ни овес, ни пшеница. И прокляты будут сыны этой земли и поселения их. И дома их будут прокляты. О Пресвятая Дева Мария, помоги нам взорвать проклятое место сие!
Макврайс захохотал.
— Заткнись! — рявкнул на него Абрахам. — Не смей говорить такие вещи!
— А мир есть Бог, — продолжал Макврайс, истерически хихикая. — И мы идем по Господу, а там, сзади, мухи ползают по Господу, но и мухи — это тоже Господь, так будет же благословен плод чрева твоего, Перси. Аминь, Аллилуйя, хлеб с маслом. Отче наш, иже еси завернутый в фольгу, да святится имя Твое.
— Я тебя ударю, — сказал Абрахам. Лицо его побелело. — Пит, я ударю тебя.
— О сила моли-и-итвы! — Макврайс кривлялся и хихикал. — О мыльная пена и тело мое! О священная моя шляпа!
— Я ударю тебя, если не замолчишь! — прорычал Абрахам.